Кровавый отпуск - Страница 15

А он, словно пингвин с яйцом, быстро проковылял вперед и прижался ко мне. И в момент обмусолил мне шею. Его похотливые ручки проникли мне под футболку и больно вцепились в соски.

— Марина… Мариночка…

Я снова приготовилась двинуть его в лицо головой. И потом добавить ногами…

— …Мариночка… Поласкай меня… Поласкай меня ручкой…

…Но решила все сделать иначе и легко куснула его за ухо. Пару раз громко вздохнула. И простонала:

— Ру-у-уки… Я не могу… У меня ж руки… Милый, сними наручники… Как хорошо!

И подумала: «Если этому педерасту сейчас достанет ума снять с моих рук „браслеты“, тогда все… Я смету его! Я убью его! А потом и его старшего братца».

— …Милый… Милый… Сними…

Но этот ублюдок в последний момент передумал.

— Нет… — проблеял он. — Нет, не так. Не рукой. Поласкай его язычком… Смотри, как он хочет тебя… Смотри… Поласкай…

Он вытащил из-под моей футболки свои ладощки и, вцепившись мне в плечи, надавил на них так, что мне пришлось опуститься на корточки.

— …Маришка… Возьми за щеку… Поласкай его губками…

Зубками… а не губками!

Я поразилась: «Неужели этот несчастный Егор настолько не дружит с башкой, что предлагает мне это!»

— …Поласка-а-ай…

Сейчас поласкаю. И не надо будет бить головой ему в рожу, без особой уверенности, что это приведет к результату…

Егорша Самохин, должно быть, не мылся уже больше недели. Или болел нефритом. В общем, от его гениталий несло мочой так, как несет, наверное, от сортира на пялицком автовокзале. Ко всему прочему, у него был фимоз. Ему надо было делать обрезание.

Сейчас и сделаю!

— Мари-и-ина…

— Сейчас.

Его ущербный бобовый стручок, нетерпеливо подергиваясь, уткнулся в мое лицо. Его руки судорожно вцепились мне в волосы.

— Сейчас.

Я собралась. Выгнала прочь чувство брезгливости…

— Сейчас.

…и обхватила губами маленький темный член. Как у негра.

Егор вздрогнул. Вздохнул.

А я сжала зубы! Сконцентрировав в этом моментальном движении все свои силы, всю свою злость. И, сразу ощутив привкус крови, резко дернула головой в сторону.

Щелкнув, словно резинка, порвалась полосочка кожи, которая еще соединяла осиротевшего малыша с его папочкой. Я сразу выплюнула на пол кусок бесформенной плоти, оставившей у меня во рту привкус мочи и крови, и поспешила подняться на ноги. И отступить на пару шагов от обалдевшего майора Самохина, который широко раскрыл пасть и мучительно силился сообразить, что же произошло. И отказывался поверить в то, что произошло нечто ужасное: вместо ОБЭПа теперь можно легко оформиться на работу в гарем.

В тот самый момент, когда он всем своим видом продемонстрировал, что собирается заорать, я плотно впечатала ему в нос подошву кроссовки. Нос повернулся ровно на девяносто градусов и, пустив вниз струйку крови, прижался к скуле. Повторным ударом я проредила майору зубы и вышибла его из сознания. Он тяжело грохнулся на письменный стол и, опрокинув по пути стакан с карандашами, сполз на пол.

— Слышь, Егорша, — вдруг раздался от самой двери голос начальника РУВД. — Потише вы там. А то Анжела завтра тебе задаст. Слышь?..

Егорша не слышал. Он сейчас ничего не слышал. Он был в прострации. А вот я приготовилась к тому, что толстяк, не дождавшись ответа своего похотливого братца, сейчас поднимет тревогу. И уже собралась врываться к нему в кабинет и пытаться забить его ногами. При значительной доле везения…

— Черт с вами. Поаккуратнее, — послышалось из-за двери, и я облегченно вздохнула. Все же успею избавиться от наручников. — Не очень-то там ее. Оставь мне кусочек.

«Ах ты ж ментовская падла! — подумала я. — Значит, оставить кусочек? А я-то уж, наивная, думала, что ты, жиртрест, решил не уподобляться своему братцу, отказаться от сомнительных удовольствий. Ан нет, и этот, ущербный, туда же! Ну что же. Получишь ты сейчас свой кусочек. Вот подожди, только сниму „браслеты“».

Я села на корточки и, развернувшись спиной к лежащему на полу майору, с трудом нащупала его нагрудный карман и запустила туда ладошку. Как хорошо, что этот дурак показал мне, куда сунул ключ, и не надо обыскивать его целиком. Как хорошо, что он вообще не оставил ключ на столе в кабинете.

На то, чтобы попасть в замочную скважину и провернуть ключ, у меня ушло не меньше минуты. И я чуть не вывихнула себе запястья, прежде чем замок щелкнул, и я смогла освободить одну руку. Сразу следом за ней вторую. Так то оно получше. Теперь очередь подполковника. Который сидит в кабинете и терпеливо ждет свой законный «кусочек». Дождется сейчас.

Я тщательно обыскала майора, слабо надеясь наткнуться на пистолет. Или на деньги — они пригодятся мне очень скоро, когда побегу подальше от этих Богом проклятых Пялиц. Но ни ствола, ни денег я не нашла. Всевозможный хлам — на здоровье. Ментовскую корку — пожалуйста. Но ни денег, ни пистолета. Я с удовольствием разодрала напополам удостоверение и выкинула его в корзину для мусора. Потом прикинула, а не стоит ли сковать Егоршу «браслетами», но налицо были все признаки того, что он вышел из строя надолго, а наручники у меня одни. Пригодятся для толстого. За которого, кстати, уже давно пора приниматься. Он там заждался, в своем кабинетике.

У меня под ногами валялся маленький скукоженный огрызок Егоршиного богатства. Я где-то слышала, что если подобная ампутация происходит в Москве или в Питере, то там есть специальные бригады хирургов, которые шутя пришпандоривают оторванный инструмент на место. Интересно, а в Пялицах? Чего-то я сомневаюсь. Но вдруг… Обидно. Пришьют его, а я так старалась… И я от души прихлопнула пяткой маленький кровавый кусочек — ощущение, будто встала на тюбик с зубной пастой.