— Не сильно. А вот у этого… мужика, — выделила последнее слово я, — скоро случится инфаркт. Или инсульт. Ну его к дьяволу, такого попутчика!
— Понятно. — Терехин поерзал на узкой скамеечке и поднялся. — У тебя все?
— Ага, — ответила я.
— Тогда пойду за брезентом.
— И не забудьте про подчиненных. Подальше их от машины, — напомнила я.
Когда Терехин вышел из комнаты, Джамал внимательно посмотрел на меня и прошептал:
— Какой-то он скользкий.
— Комитетчик… Они все должны быть такими.
— И все-таки слишком легко он на все соглашается.
— А почему бы и нет? — Я пошлепала по щеке заложника Игоря. — Живой еще? Щас тебя выпустим… А почему бы и нет, Джамал? Терехин видит, что я пока что в своем уме, не психую, не суечусь. Он даже не верит, что я, в самом деле, ранила Лену. А значит, за заложников можно особо не беспокоиться, хотя по идее сейчас это должно быть его основной головной болью. А меня все равно рано или поздно поймают. Никуда я не денусь. Сдамся. Это он так считает.
— А ты? — вмешалась в наш разговор Лена.
— А я считаю иначе. И очень надеюсь, что ты мне не помешаешь.
— Нет, — она покачала головой. — Не помешаю. Даже помету, если надо… А у меня не будет из-за этого неприятностей?
Я не знала. И поэтому промолчала. Зато подумала: «И как же много у меня, бандитки, союзников. Азербайджанцы… ну, этих еще можно понять, они никогда не водили дружбы с ментами. Но бульдозирист Гена, потом почтальонша… Не жители какого-нибудь крупного города, большинство которых за последние годы успели не понаслышке познакомиться с ментовским мздоимством и хамством. Нет, не горожане, а самые, что ни на есть, среднестатистические обитатели российской глубинки, которые всегда относились к представителям власти и с уважением, и с доверием. Все их действия и решения без раздумий воспринимали как верные. Потому что были от этих представителей далеко. Потому что не умели разглядеть у этих решений и действий изнанку. И вот ведь… Неужели и здесь все меняется?»
— Марина, ты слышишь? — прокричал из-за двери Терехин. — Это я…
— …почтальон Печкин, — прошептала Лена.
— …Принес вам брезент. — В комнату влетел большой сверток, туго перетянутый проволокой. — Все сотрудники отошли на сто метров. Можете выходить. И давай отпускай одного из заложников.
— Не торопитесь. — Я внимательно наблюдала за тем, как Джамал вышел за стойку и наклонился над свертком.
Там вполне могли упаковать звуковую мину-ловушку.
— Стой!!! — истошно взвизгнула я.
Джамал даже вздрогнул и отдернул руку от свертка, как от змеи. А коммерсант Игорь звонко икнул.
Если такая ловушка сработает, то никто из нас не пострадает. Если не брать в расчет того, что порвутся барабанные перепонки. И все мы на какое-то время окажемся в глубоком нокауте. Да еще нам на головы может обрушиться потолок.
Зато меня можно будет брать тепленькой. И я, скорее всего, от неожиданности не успею даже ранить никого из заложников.
Вот именно, что «скорее всего»… Могу и успеть. Риск огромный, и на такой риск идут только в критических ситуациях. И только спецы, которых, я уверена, здесь нет ни единого. И все же…
— Выкинь сверток обратно за дверь, — попросила я Джамала и немного повысила голос. — Вадим Леонидович! Пожалуйста, сами разверните брезент и принесите сюда!
— Ты что, издеваешься? — рявкнул он из-за двери.
— Так точно! — крикнула я, — Исполняйте!
И как же приятно отдавать приказы полковнику ФСБ!
Никакой ловушки там, естественно, не оказалось. И не могло оказаться — менты считают, что держат все под контролем. Заложникам пока ничего не угрожает. Да и минами этими пользоваться здесь никто не умеет. Но все же я перестраховалась и была довольна собой. Нельзя сейчас быть невнимательной к мелочам, а то на какой-нибудь мелочи и спекусь.
Негромко матерясь себе под нос, Терехин приволок в комнату распотрошенный брезент и свалил его посреди комнаты.
— На, подавись! — проскрипел он. — Отпускай заложника.
— Через десять минут, — пообещала я. — Если все будет нормально, пока не сядем в машину… А вы идите.
Терехин что-то неразборчиво буркнул — я разобрала лишь одно слово «придурочная» — и отправился к своим подчиненным следить со ста метров за тем, как я, укрывшись брезентом, буду вылезать из избушки «Почта — Аптека».
— Джамал, твоя очередь, — сказала я. — Тащи мне этот кокон и иди проверь, что там с машиной.
С ней все было в порядке. Как доложил мне вернувшийся через пару минут из разведки Джамал, в багажнике нет никаких диверсантов. Движок работает без ненужных шумов. Рация включена — шипит, кряхтит и издает неприличные звуки. Поблизости нет ни единого стража правопорядка — все попрятались за углы, палисады и вертолет, по-прежнему стоящий в сорока метрах от здания почты. Все спокойно, все хорошо. Лучше и не придумаешь…
А потому не нравится мне все это. Но делать нечего, пора вылезать.
Я выбралась из угла, оставив измученного страхом за свою судьбу Игоря сидеть без сил на полу, прижала к себе почтальоншу Лену и взгромоздила на нас грязный брезент: Он оказался не таким уж и тяжелым, как я ожидала. Вот только слишком уж грязным.
— Придется сегодня тебе топить баню, — заметила я заложнице. — Ты не бойся, Ален, я не выстрелю, даже если что и случится.
— А они?
— А они тем более. Шансов на успех ни каких даже у снайпера, а под суд никто идти не захочет. — Маленьким ножиком для резки бумаги я, чтобы не сбиться с пути, проковыряла в брезенте дырочку. — Пошли, что ли. — И мы в обнимку, укрытые жестким брезентом, как колпаком, двинулись к выходу. И были при этом, наверное, похожи на какое-нибудь инопланетное чудо, какими их воображали советские киношники эпохи застоя.